Искания
Лаборатории, музеи, башни
Со сфинксами на фризах, и бесстрашно
Глядящий в бездну неба телескоп.
Клинки лучей, прошедшие сквозь призму,
Откуда брызнул
Свечений драгоценных дивный сноп;
Огромные кристаллы; тиглей ряд,
Где плодоносным пламенем горят
Соцветья атомов, чьи превращенья -
Венок чудес; тончайшие сплетенья
Пружин и рычагов; приборы - существа,
Похожие на насекомых стройных...
Все дышит жизнью страстной, беспокойной
В пылу борьбы за тайну вещества.
То строится науки зданье,
Стремящейся сквозь факты в даль познанья.
О, сколько времени низверглось в бездну лет!..
О, сколько здесь тревог и упований было;
Каких умов огонь усталость погасила,
Дабы забрезжить мог уверенности свет!
А заблужденья!.. А темницы веры,
В которых разум воздуха лишен!..
И на горе, вверху, победы возглас первый,
Что ропотом толпы мгновенно заглушен!
Вот жар костров, орудия позора,
Распятий лес, костей на дыбе хруст, -
С бескровных лиц глядят безумья взоры,
Но слово истины летит с кровавых уст!
То строится науки зданье,
Стремящейся сквозь факты в даль познанья.
Вооруженный взгляд, не знающий преград,
Идет в глубины - к атомам, к светилам,
К началам всем, к вершинам и могилам,
И дело движется на лад:
Огромная вселенная до дна
Обшарена пытливыми глазами,
Как солнца жаркими руками
Морей холодных взрыта глубина.
Здесь каждый действует с упорством смелым
В потоке общих дум, удач и неудач,
Один лишь узелок развязывая в целом,
Составленном из тысячи задач.
Все ищут, к истине вплотную все подходят,
Все правы - но единственный находит.
А он!..
О, из какой прекрасной дали
Он шествует, неся великий свет!
Какою пламенной любовью он согрет!
Какие ум его надежды волновали!
Как часто, как давно трепещет он,
Тому же ритму подчиненный,
Что и закон,
Победно им провозглашенный!..
Как скромен он и чист перед вещами!
Как он внимателен, едва лишь мрак
Подаст ему желанный знак
И шевельнет губами!
Как он стремительно, прислушавшись к себе,
В зеленой чаще жизни настигает
Нагую истину, и миру возвещает
Ее, подобную судьбе!
Когда такие же - и большие, чем он, -
Своим огнем земную твердь расплавят
И высших тайн врата скрипеть заставят,
Минуя ночи, дни, стенаний миллион,
К небытию во мраке обращенных,
Угасшие порывы укрощенных
И разъяренных океанов рев, -
Тогда сумеет простодушный гений
Упорных, гордых, вольных поколений,
Как острый шпиль, вонзить в небесный кров
Луч постиженья всех миров.
И вознесется перед нами зданье
Единого и полного познанья.
Перевод Ю. Александрова
Кузнец
Где выезд в поле, где конец
Жилых домов, седой кузнец,
Старик угрюмый и громадный,
С тех пор как, ярость затая,
Легла руда под молот жадный,
С тех пор, как дым взошел над горном,
Кует и правит лезвия
Терпенья над огнем упорным.
И знают жители селенья,
Те, что поблизости живут
И в сжатых кулаках таят ожесточенье,
Зачем он принял этот труд
И что дает ему терпенье
Сдавить свой гневный крик в зубах!
А те, живущие в равнинах, на полях,
Чьи тщетные слова - лай пред кустом без зверя,
То увлекаясь, то не веря,
Скрывают страх
И с недоверчивым вниманьем
Глядят в глаза, манящие молчаньем.
Кузнец стучит, старик кует
За днями день, за годом год.
В свой горн он бросил крик проклятий
И гнев глухой и вековой;
Холодный вождь безвестных ратей,
В свой горн горящий, золотой
Он бросил ярость, горесть - злобы
И мятежа гудящий рев,
Чтоб дать им яркость молний, чтобы
Им дать закал стальных клинков.
Вот он,
Сомненья чужд и чуждый страха,
Склоненный над огнем, внезапно озарен,
И пламя перед ним как ряд живых корон;
Вот, молот бросивши с размаха,
Его вздымает он, упрям и напряжен,
Свой молот, вольный и блестящий,
Свой молот, из руды творящий
Оружие побед,
Тех, что провидит он за далью лет!
Пред ним все виды зол - бессчетных, всевозможных:
Голодным беднякам - подарки слов пустых;
Слепцы, ведущие уверенно других;
Желчь отвердевшая - в речах пророков ложных;
Над каждой мыслью - робости рога;
Пред справедливостью - из текстов баррикады;
Мощь рабских рук, не знающих награды
Ни в шуме городском, ни там, где спят луга;
Деревни, скошенные тенью,
Что падает серпом от сумрачных церквей;
И весь народ, привыкший к униженью,
Упавший ниц пред нищетой своей,
Не мучимый раскаяньем напрасным,
Сжимающий клинок, что все же станет красным;
И право жить и право быть собой -
В тюрьме законности, толкуемой неверно;
И пламя радости и нежности мужской;
Погасшее в руках морали лицемерной;
И отравляемый божественный родник,
В котором жадно пьет сознанье человека;
И после всяких клятв и после всех улик
Все то же вновь и вновь, доныне и от века!
Кузнец, в спокойствии немом,
Не верит хартиям, в которых
Вскрывают смысл иной потом.
В дни действий гибель - договоры!
И он молчит, давно молчит,
Мужскую гордость сжав зубами воли,
Неистовец из тех, кому две доли:
Он мертв падет иль победит!
Чего он хочет - хочет непреклонно,
Круша своим хотением гранит,
Сгибая им во тьме бездонной
Кривые мировых орбит.
И слушая, как снова, снова
Струятся слезы всех сердец, -
Невозмутимый и суровый
Седой кузнец, -
Он верит пламенно, что злобы неизменной,
Глухих отчаяний безмерная волна,
К единому стремлением сильна,
Однажды повернет к иному времена
И золотой рычаг вселенной!
Что должно ждать с оружием в руках,
Когда родится Миг в чернеющих ночах;
Что нужно подавлять преступный крик разлада,
Когда знамена ветер споров рвет;
Что меньше надо слов, но лучше слушать надо,
Чтоб Мига различить во мраке мерный ход;
Что знаменьям не быть ни на земле, ни в небе,
Что бог-спаситель к людям не сойдет.
Но что безмолвные возьмут свой жребий!
Он знает, что толпа, возвысив голос свой
(О, сила страшная, чей яркий луч далеко
Сверкает на челе торжественного Рока),
Вдруг выхватит безжалостной рукой
Какой-то новый мир из мрака и из крови.
И счастье вырастет, как на полях цветы,
И станет сущностью и жизни и мечты.
Все будет радостью, все будет внове!
И ясно пред собой он видит эти дни,
Как если б, наконец, уже зажглись они:
Когда содружества простейшие уроки
Дадут народам - мир, а жизни - светлый строй;
Не будут люди, злобны и жестоки,
Как волки грызться меж собой;
Сойдет любовь, чья благостная сила
Еще неведома в последних глубинах,
С надеждой к тем, кого судьба забыла;
И брешь пробьет в пузатых сундуках
(Где дремлет золото, хранимое напрасно)
День справедливости, величественно властной;
Подвалы, тюрьмы, банки и дворцы
Исчезнут в дни, когда умрут гордыни;
И люди, лишь себя величащие ныне,
Себялюбивые слепцы,
Всем братьям расточат свои живые миги;
И будет жизнь людей проста, ясна;
Слова (их угадать еще не могут книги)
Все разъяснят, раскроют все до дна,
Что кажется теперь запутанным и темным;
Причастны целому, с своим уделом скромным
Сроднятся слабые; и тайны вещества,
Быть может, явят тайну божества...
За днями день, за годом год
Кузнец стучит, старик кует,
За гранью города, в тиши,
Как будто лезвия души.
Над красным горном наклонен,
Во глубь столетий смотрит он.
Кует, их светом озарен,
Предвидя сроков окончанье,
Клинки терпенья и молчанья.
Перевод В. Брюсова
Деяние
Устав от слов, устав от чтенья,
Души утрачивая пыл,
Я волю гордостью омыл
И в действии ищу спасенья.
А рядом жизнь летит, обильем ослепляя,
С больших земных дорог копытами взметая
Неистовые вихри пыли.
Ее за гриву смельчаки схватили,
И, прядая, она, судьбе наперекор,
Вся - грохот, вся - сверканье,
От чуда к чуду их несет на гребни гор
Порыва, славы и дерзанья.
Деянье!
В виденьях одного оно
Пронзает небо грозовое
Кровавым кулаком, от гнева дико воя.
В мечтах других оно глубоко и безмолвно,
Как моря дно,
Куда пытливый лот не допускают волны.
Для тех оно бесстрастно и жестоко,
И ясный взор его давно
Обмерил черный клипер рока.
А для иных оно объято
Немыми чарами цветов, камей и статуй.
Одни найти его хотят
Там, где несчастные, безумствуя, вопят.
Его другие видят где-то
На грани ночи и рассвета,
Воссевшего у светлых и глухих
Ворот высокомерья их.
Жизнь шумная и жизнь немая,
Вступающая в миг любой
о смертью или жизнью в бой,
Жизнь напряженная и злая,
Она и там, во льдах, у полюсов земли,
К которым люди путь нашли;
Она и здесь, в огне вражды иль веры страстной,
В кипенье наших душ и крови красной;
Она - среди морских безжалостных валов
И в тайных ужасах безвестных берегов;
Она - в безудержном цветенье джунглей буйных
У африканских рек неспешно-полноструйных;
Она везде, где с ревом встал
Людских усилий пенный вал,
Где букву мертвую сметает гений
И, раскрывая суть явлений,
Готовит мощный взлет непобедимых превращений.
Устав от книг, устав от чтенья,
Я волю гордостью омыл
И в действии ищу спасенья.
И пусть оно родится полным сил,
Сияющим как глыба льда, упорным,
Правдивым, необорным,
Достойным тех,
Кто молча водрузил, презрев успех,
Вдали от мира стяг гордыни.
Его хочу я закалить в святыне
Всечеловеческих страстей,
Чтоб, искренним представ перед лицом людей,
Оно пределы доброты отныне
Раздвинуло рукой своей.
О, жить и жить, и чувствовать себя
Тем чище, чем сильней порыв зажег тебя;
Жить тем блистательней, чем дольше битва длится,
Тем величавее, чем яростнее тщится
Судьба сломить напор и силу рук твоих;
Мечтать о тех делах, прекрасных и простых,
Что сможешь ты свершить, когда перед тобой
Предстанет Ханаан, от солнца золотой;
Жить, забывая обо всем,
Упиться каждым одиноким днем,
Когда вздувает мысль и ворошит желанье
Безумием надежд костры существованья.
Устав от книг, устав от чтенья,
Ищу я меч, чтоб с ним сквозь сечу
К победе ринуться навстречу.
И для меня всегда священен тот,
Кто - бог или герой - взойдет
На дальнем горизонте поколений;
Кто, словно радуги чудесный свод,
Поднимется среди владений
Вражды, страданий и лишений.
Его примера свет нетленный
Так озаряет воздух, храмы, стены,
Что толпы не жалеют сил,
Познать и полюбить желая
Тот новый смысл, что он, свой гений утверждая,
В загадки бытия вложил,
И дух свой по его подобью лепят,
Хоть мудрецы еще под мертвый шум цитат
Истолковать хотят
Отжившей догмы лепет.
Тогда над полем битвы величаво
Взмывает рать вооруженных слов
И властно зазвенев в раскатах голосов,
Как молния летит пред Подвигом и Славой;
Тогда и те, чей дух над теплою золою
Воспоминания склонен,
Бросаются, вздымая меч рукою,
К порогу будущих времен!
Перевод Ю. Корнеева
Числа
Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ,
Со лбом, в бореньях роковых
Разбитым о недвижность их!
На жесткой почве, с прямотой иглы,
Глухого леса высятся стволы;
Их ветки - молний изваянья;
Вверху - квадратных скал углы -
Громады страха и молчанья;
И бесконечность в вышине
Алмазных звезд, с небес ко мне
Глядящих, - строги и суровы;
И за покровами покровы
Вкруг золотой Изиды, в вышине!
Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!
Как взоры пристальны их роковых проблем!
Первичные, они - пред нами суть затем,
Чтоб в вечности пребыть такими ж!
От их всевластных рук вселенной не отымешь.
Они лежат на дне и в сущности вещей,
Нетленно проходя сквозь мириады дней.
Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!
Открою я глаза: их чудеса кругом!
Закрою я глаза: они во мне самом!
За кругом круг, в бессчетных сочетаньях,
Они скользят в воспоминаньях.
Я погибаю, я пропал,
Разбив чело о камни скал,
Сломав все пальцы об утесы...
Как бред кошмара - их вопросы!
Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!
Вы тексты от каких затерянных страниц?
Остатки от какой разрушенной вселенной?
Ваш отвлеченный взор, взор глаза без ресниц, -
Гвоздь, проходящий в сталь, меч, острый неизменно!
От ваших пристаней кто вдаль не отплывал?
Но гибли все ладьи о зубья тайных скал.
Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!
Мой ум измучен и поник
На берегах спокойных книг,
В слепящем, словно солнце, мраке;
И предо мной во мгле теней
Клубком переплетенных змей
Взвиваются хмельные знаки.
Я руки протянул во мгле:
Но вашей тяжестью к земле
Я наклонен в порыве смелом.
Я изнемог, я изнемог -
На переходах всех дорог
Встречаться с вами, как с пределом!
Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!
Доколе ж длительная пытка
Отравленного их напитка,
Вливаемого в грудь с высот?
Как знать, реальность или тени
Они? но, холоден как лед,
Их роковой закон гнетет
Чудовищностью нарушений!
Доколь бессчетность в вышине
Алмазных звезд в их вечном сне,
Взор устремляющих ко мне
Неумолимо и сурово?
О, вечно ль не сорвать покрова
Вкруг золотой Изиды в вышине?
Перевод В. Брюсова