Эстетика французских просветителей (XVIII в.) – важный этап развития теории прекрасного. Вольтер (1694-1778) утверждал относительность представлений человека о прекрасном: если спросить у жабы, что прекрасно, то она ответит, что воплощение красоты – другая жаба (Вольтер. 1913. С. 166-167). В эстетическом кодексе "Храм вкуса" Вольтер говорит: "Ложный вкус есть порождение искусственности, между тем как матерью истинного вкуса является сама природа" (Вольтер. 1947. С. 600).
Французские просветители полагали, что красота – естественное свойство самой природы, такое же как вес, цвет, объем. Д. Дидро (1713-1784) разделил красоту на два вида: 1) реальную, объективную красоту, существующую до и после появления человека (отношения частей внутри предмета, отношения однородных и неоднородных предметов); 2) красоту относительную, существующую лишь для человека (предмет соприкасающийся с сознанием человека). Дидро уравнял красоту с добром, эстетику с этикой. В эпоху Возрождения художники не могли изображать прекрасного человека в отвратительной оболочке, просветители же придавали мало значения внешнему виду, главное – духовный облик человека. Дидро считал, что "прекрасное вне меня – все, что содержит в себе то, от чего пробуждается в моем уме идея отношений, а прекрасное для меня – все, что пробуждает во мне эту идею" (Дидро. 1951. С. 377). Дидро стремился учесть многообразие форм прекрасного: морально-прекрасное содержится в нравственных отношениях; литературно-прекрасное – в литературных произведениях; подражательно прекрасное – в воспроизведении в искусстве отношений, существующих в природе. По Дидро, прекрасное в природе – естественное, в ремеслах – виртуозное, в нравах – моральное, в искусстве – правдивое. Телесная красота – результат сочетания красоты формы, цвета и выражения. Дидро считает, что природа красоты в искусстве та же, что у истины в философии: "Прекрасное не что иное, как истина, возвышенная обстоятельствами возможными, но редкими и чудесными" (Дидро. Т. 1. С. 229). Дидро подчеркивает объективность прекрасного: "Есть ли люди, которые на него (фасад Лувра. – Ю.Б.) смотрят, или нет, – фасад не перестанет от этого быть менее прекрасным, но, конечно, только для существ, обладающих, как мы, телом и разумом". Дидро считает, что прекрасное познается чувством, а не разумом; восприятие отношений есть основа прекрасного; бедность отношений снижает красоту, чрезмерность – разрушает, ибо вредит ясности и не может быть охвачена в единстве. "Долговечны лишь те красоты, которые основаны на связи с созданиями природы" (Дидро. Т. V. С. 168).
Последователь лейбницевско-вольфовской философии А.Г. Баумгартен (1714-1762) рассматривал прекрасное не как отражение объективных явлений, а как проявление чувственной формы философского познания. Баумгартен ограничивал область эстетики познанием прекрасного в природе, которую он трактовал как порождение духа. Апологет античного искусства, И. Винкельман (1717-1768) считал, что идеал красоты выражается линией, контурами. Он объяснял сущность прекрасного природными свойствами вещей, их ритмом, цветом, симметрией. Для Винкельмана красота – цель и центр искусства. Изящное познается чувством изящно-го, которое развивается воспитанием и образованием.

И. Кант (1724-1804) трактовал прекрасное как объект незаинтересованного отношения (отношение человека к прекрасному чисто созерцательное и непрактическое). Кант различил полезное и прекрасное и подчеркнул качественно своеобразный характер эстетического интереса. Он произвел дематериализацию прекрасного, отделил его форму от его содержания: зеленый цвет или звук скрипки принято считать прекрасными, но они лишь приятны. В суждении о прекрасном имеет место созерцательное удовольствие, не возбуждающее практического интереса к объекту. Только когда цвет и звук очищены от материального содержания, они выступают как прекрасные. Кант считает, что "наслаждение в приятном" и "наслаждение в добром" соединены с интересом, в то время как наслаждение прекрасным, которое определяет суждение вкуса (= эстетическое суждение), свободно от всякого интереса.
Дидро отождествлял красоту и истину, Г.Э. Лессинг (1729-1781) же разделял их, делая главным принципом изобразительных искусств красоту, а главным принципом поэзии – истину. И. Г. Гердер (1729-1781) сформулировал универсальный закон природы: свойства предмета, его внутреннее совершенство и красота зависят от пропорции действующих в нем сил, а нарушенная пропорция стремится быть восстановленной. Этому закону подчиняется природный предмет, он – целая система действующих сил. Такую систему представляет собой и человек, и человеческое общество, и каждая нация, наконец, все человечество. По Гердеру, красота есть внешнее выражение идеи добра.

Ф. Шиллер (1759-1805) утверждал: красота – это свобода (согласованность с законами; ничем не стесненное развитие явлений по присущим им законам); основа красоты – простота; красота – естественное совершенство. Шиллер отличает изображение прекрасного от прекрасного изображения. То, что безобразно в природе, может быть прекрасно в искусстве (прекрасное изображение).

Г.В.Ф. Гегель (1770-1831) видел в прекрасном один из этапов общемирового движения духа (абсолютной идеи). В век классического искусства (Древняя Греция) дух обретает в своем развитии гармоническое единство с материальной формой и находит в ней полное и адекватное выражение, и это прекрасно. "Прекрасное – чувственное явление, чувственная видимость идеи. Ибо в красоте чувственное и вообще объективное не сохраняет в себе никакой самостоятельности, а должно отказаться от непосредственности своего бытия, так как это чувственное есть лишь наличное бытие, объективность понятия, и положено как некая реальность, которая воплощает понятие как находящееся в единстве со своей объективностью" (Гегель. Т. XII. С. 115). По Гегелю, прекрасное в действительности есть жизнь, выступающая как животный организм, как человеческий организм и как организм духовного мира (семья, государство); в природе прекрасное ограниченно и конечно, поэтому оно – неадекватная форма воплощения идеи, так как идея бесконечна и свободна внутри себя. Прекрасен предмет, в котором идея проявилась наиболее полно. Для Гегеля понятие прекрасного оттеснено на второй план понятием истинного: чем глубже мыслит человек, тем менее ему нужно прекрасное; ныне человек научился мыслить абстрактно (на смену веку искусства пришел век философии). В искусстве для Гегеля ценно только то, что дает возможность приблизиться к абсолютной идее. Философия, по Гегелю, познает абсолютный дух как идею, а искусство познает дух не непосредственно, а через его чувственное выражение (красота – абсолютная идея, воплощенная в предметном мире и познаваемая через него). От красоты познание стремится восходить к истине. Искусство – звено самопознания духа, в котором сосуществуют конкретная чувственность природы и духовность идеи. По Гегелю, прекрасное в природе – момент развития духа. Оно предшествует прекрасному в искусстве. Лишь в искусстве прекрасное существует как идея прекрасного и ее видоизменения, идеи возвышенного, трагического, комического.
Красота в действительности непостоянна, непоследовательна, груба, материалистична. "Красота в искусстве стоит выше красоты в природе, ибо красота в искусстве является красотой, порожденной и вновь порождаемой духом, и насколько дух и его произведения стоят выше красоты в искусстве, настолько и красота в искусстве стоит выше красоты в природе" (Гегель. Т. XII. С.2). Гегель подчеркивал одухотворенность прекрасного. Источник этой одухотворенности – в абсолютной идее, воплощающейся в конкретные предметы. Гегель вводит три ступени прекрасного: "первая ступень занимается понятием прекрасного вообще; вторая – прекрасным в природе, недостатки которого вызывают необходимость в идеале, в прекрасном в искусстве; третья ступень имеет предметом своего рассмотрения идеал в его осуществлении, в его художественном воплощении в произведении искусства" (см.: Гегель. Т. XII. С. 109). Человек стремится от мира конечных вещей к абсолютной идее. Это стремление разветвляется на стремления: к истине, к добру и к красоте.
По Гегелю прекрасное – чувственное выражение идеи в форме единичности; добро – в форме особенности, а истина – идея в форме всеобщности.

Н.Г. Чернышевский (1828-1889) в отличие от Гегеля считает: а) прекрасное и истинное не противоположности, они одинаково нужны людям и "развитие мышления в человеке нисколько не разрушает в нем эстетического чувства" (Чернышевский. 1938. С.8); б) прекрасное в природе выше прекрасного в искусстве (однако сам спор – "выше красота в искусстве или в природе?" – некорректен). Гегелевское определение: "прекрасно то существо, в котором вполне выражается идея этого существа" – в переводе на простой язык будет значить: "прекрасно то, что превосходно в своем роде". Чернышевский говорит: это определение слишком широко, ибо охватывает собой превосходное всех родов, тогда как на деле не все роды предметов прекрасны (например, великолепное болото – не прекрасно); одновременно это определение слишком тесное (оно не учитывает многообразия красоты в природе и ее развитие от низших форм к высшим). Чернышевский полагал, что прекрасное есть жизнь, соответствующая нашим понятиям о том, какой она должна быть. Его концепция антропологична. Он утверждает: прекрасное в природе предвосхищает человека.

К. Маркс (1818-1883) подчеркнул общественные, трудовые истоки прекрасного: в процессе освоения человеком действительности происходит опредмечивание человеческих сущностных сил в предметах освоения и очеловечивание природы; в этом процессе общественного производства заложен секрет "одухотворения" окружающего мира и появления прекрасного, имеющего общественную природу.

Западноевропейская эстетика конца XIX-XX вв. отдала предпочтение воззрениям, согласно которым человек в процессе восприятия одухотворяет эстетически нейтральный мир и заставляет его излучать красоту. Природа лежит "по ту сторону прекрасного и безобразного", она "вне-эстетична", как и "внеморальна" и "внелогична". Красоту в природу вносит человек. Характерно суждение Ш. Лало: "Природа обладает красотою лишь в том случае, если художественное восприятие наделило ее прекрасным... С эстетической точки зрения природа богата лишь тем, что наше искусство ссудило ей" (Лало. 1915. С. 100, 101).

2. Прекрасное и полезное

2. Прекрасное и полезное. Эстетическая концепция, выраженная в древнешумерской поэме "Инанна выбирает мужа", предвосхищает сократовскую идею: чем полезнее – тем прекраснее. Поэма повествует о том, как бог солнца Уту уговаривает свою сестру Инанну выйти замуж за бога пастухов Думузи, хотя она предпочитает бога земледельцев Энкиду.
"Земледелец? Чем же он лучше меня?" – спрашивает бог пастухов Думузи и доказывает, что поскольку он дает людям сыр, сливки, кожу, шерсть, то есть кормит, одевает и обувает, то он полезнее бога земледелия, дающего только хлеб и бобы. Инанна останавливает свой выбор на боге пастухов, который в большей мере обеспечивает людей всем необходимым. Первостепенная значимость скотоводства в шумерской экономике предопределяет выбор невесты: бог пастухов красивее и имеет большее право войти в семью бога солнца (см.: Крамер. 1965. С. 165). Как уже говорилось Сократ (V в. до н.э.) также отождествлял прекрасное и полезное: Искусно украшенный щит, не защищающий воина от врагов, нельзя назвать прекрасным, прекрасен даже неукрашенный щит, хорошо выполняющий свою функцию. Сократ в наивной, упрощенной форме, вводит в определение прекрасного общественную практику. Однако трудно согласиться с утверждением, логически завершающим сократовскую концепцию: корзина с навозом прекрасна, поскольку полезна.
Поиски сущности эстетического шли и в направлении, противоположном сократовскому утилитаризму. Индийский философ Шанкара (VIII-IX в.) подчеркивал, что эстетическому восприятию присуще состояние покоя, отсутствие чувственных вожделений, успокоенность и просветленность. В восточной традиции прекрасное – проявление истинной духовности, внутренний голос бытия и космического сознания, которые возвышают человека над его обыденно-мирским существованием. Эта традиция эстетизирует путь духовного очищения и прозрения.
Кант (XVIII в.) полагал, что при эстетическом восприятии прекрасного предмета 1) наше отношение к нему бескорыстно, незаинтересованно, чем принципиально отличается от морального и практического отношения; 2) мы получаем удовольствие "без понятия"; 3) предмет воспринимается как целесообразный "без представления о цели"; 4) предмет рассматривается "как предмет необходимого удовольствия" (см.: Кант. 1966. С. 212, 240, 245). Немецкий философ утверждает духовную природу прекрасного, выделяет его из сферы утилитарного и абсолютизирует практическую незаинтересованность человека в предмете эстетического наслаждения.
Как видим, в истории эстетики возникла теоретическая антиномия: прекрасное - полезное (Сократ), прекрасное – бесполезное (Кант). Как же разрешить это противоречие?
Единство утилитарного и эстетического в современной архитектуре подталкивает к согласию с Сократом: прекрасное – полезное. Однако тогда прав люмпен-художник, отвергающий красоту Венеры Милосской на том основании, что из нее нельзя извлечь прямой выгоды ("я не могу ее съесть, я не могу ею забивать гвозди, и я не могу ее сделать своей любовницей – значит, она не прекрасна"). Выходит, нельзя считать прекрасное полезным. Значит, прекрасное бесполезно? Ведь наше восхищение красотой бескорыстно. Однако такое "кантовское" утверждение противоречит практике дизайна, делающего вещи полезными и красивыми. Выходит, нельзя признать прекрасное бесполезным. Очевидно, в каждом из этих противоположных мнений есть и правда, и ложь. Антиномия (прекрасное – полезное; прекрасное – бесполезное) схватывает реальную противоречивость человеческой деятельности, которая одновременно и утилитарно-эгоистична, и эстетически-альтруистична и включается в жизнь и личности, и человечества.
Первобытный человек замыкался на узкопрактическом отношении к реальности, которое, однако, уже содержало нечто общечеловеческое, родовое. На основе практического отношения постепенно формируется эстетическое. Прекрасное выступало в форме полезного пока полно не сформировалась оппозиция: природа/культура, естественное/искусственное (по Леви-Строссу: сырое/вареное).
Человек наслаждается прекрасным не для удовлетворения обыденных нужд (скажем, утоления голода). При эстетическом восприятии существует высшая заинтересованность, возникающая, когда у человека удовлетворены его непосредственные потребности и когда складывается сложная сеть общественных интересов, обычно не связанных с прямой выгодой. Наслаждаясь красотой и могуществом горной реки, мы не думаем о том, что ее можно заставить вращать турбины. Однако в эстетическом восприятии природы всегда опосредованно присутствует вся общественно-историческая практика, весь культурный и социальный опыт человечества, все значения природного явления. Эстетическая ценность-интеграл бесконечного числа бесконечно малых значений предмета для человечества. Эстетическая оценка свободна от утилитарных ориентаций, тем не менее она сформирована всей общественно-исторической практикой человечества, которая как бы напластована на каждое наше сиюминутное, субъективное отношение. В понятии <полезное> фиксируется жизненная необходимость предмета для человека и установка сознания на практическое его использование. Полезное становится мировоззренческой ориентацией лишь в прагматизме как философском течении. В реальном процессе бытия полезное предшествует прекрасному и является его фундаментом. Эстетическое восприятие прекрасного тяготеет к бескорыстию и духовности. Они особенно ценны в наш век прагматизма, среди обуявшей общество жажды богатства (см. Брох. 1986. С. 381). Восторгаясь красотой женщины, Б. Пастернак писал:

Любить иных – тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
(Пастернак Б. 1965 С. 165)

Секрет красоты – секрет жизни. Весенним днем 1848 г. смертельно больной Гейне вышел на сияющие солнцем улицы Парижа. Преодолевая слабость, он добрался до Лувра и остановился перед мраморной Венерой Милосской. Прощаться с жизнью для поэта значило расставаться с красотой.

3. Прекрасное и симметрия

3. Прекрасное и симметрия. Симметрия в окружающем мире часто воспринимается как прекрасное. Она заложена в самом основании мироздания в микрокосмосе частицам противостоит их зеркальное отражение – античастицы. Симметрия – фундаментальное свойство мироздания – повторяется и в листке дерева, и в строении тела животных и человека Осваивая мир, люди сообразуют свою деятельность с его свойствами, выходя благодаря этой деятельности в сферу свободы. В ходе человеческой деятельности рождается красота как способность действительности стать объектом освоения и потому быть значимой для человечества и в результате освоения стать сферой свободы.

4. Прекрасное и деятельность человека

4. Прекрасное и деятельность человека. Первыми предметами эстетического отношения человека к действительности были орудия труда. Люди получали удовольствие от хорошо сделанного орудия, форма которого соответствовала его назначению. Эти орудия становился источником эстетического наслаждения, возбуждающим в людях радость и восхищение их способностью к творчеству. С расширением сферы человеческой деятельности расширяется и круг эстетических ценностей. Человек начинает эстетически воспринимать и оценивать природу, самого себя и общество. То, что для племени было полезным выступало как символ богатства, оценивалось как прекрасное. Труд старше искусства. Сначала появляется утилитарное и только потом на его основе вырабатывается эстетическое отношение к миру. Животное действует (роет нору) в силу биологической необходимости, сообразно инстинктам. Человек же создает сознательно, творчески, имея замысел и в конце работы получая результат, соответствующий ему.
Человек творит, находя в предмете его внутреннюю меру (то есть сообразуя природные качества явлений со своими потребностями). Творчество по мере вещей рождает и чувство красоты, и способность наслаждаться ею, и эстетические изделия с их ценностью, и красоту окружающего мира, который ставится человеческой деятельностью в ценностное отношение к человечеству. Тем самым в процессе своей деятельности человек выявляет и в известном смысле создает законы красоты.

5. Мера

5. Мера. Что же такое мера, внутренне присущая предмету? Некоторые полагают, что мера есть идея целенаправленной организации, заложенная природой. Однако у природы нет внутренней цели. Роден, творя из куска мрамора "Маленькую фею вод", действовал вовсе не в соответствии с идеей целенаправленной организации, якобы заложенной в самом мраморе как природном веществе. Никакая целенаправленная эволюция мрамора никогда бы не родила ни тех целей, ни той меры, в силу которых под рукой художника камень стал скульптурой. Роден создавал "Маленькую фею вод", "отсекая все лишнее" от куска мрамора. Это и было поиском внутренней меры природного материала в его сообразности с общественными потребностями человека. Из этого куска мрамора нельзя было бы сделать чайную ложку или изложницу для заливки металла – такое употребление природного материала не соответствовало бы его мере.
Мера – выявляемая в процессе освоения мира способность предмета так или иначе служить человеку. Мера – плоскость пересечения природных особенностей предмета и исторически обусловленных потребностей человека, отражающих общечеловеческие интересы. Мера – соответствие природных свойств предмета потребностям и возможностям человека как исторического существа, представляющего человеческий род.

6. Прекрасное в природе

6. Прекрасное в природе. Прекрасное объективно и зависит не от восприятия индивида, а от реальной общезначимой ценности предмета. Прекрасное общественно – это эстетическое свойство, обусловленное деятельностью людей, которая вовлекает окружающий мир в сферу человеческих интересов и ставит каждый предмет в определенное отношение к человечеству. Прекрасное – это самое широкое положительное значение (позитивная ценность) явления для человечества как рода.
Прекрасное – "одухотворенность" предмета (деятельность человека накладывает печать его духовного облика на предмет; эта деятельность охватывает мир и превращает его в реальное воплощение человеческих сущностных сил). Явления мира – или "вторая природа" (природа преобразованная трудом человека), или объект освоения, или арсенал грядущей мощи людей. Нет явлений общественно безразличных, не соотнесенных с обществом. И в этом – источник "одухотворенности" явлений действительности и их эстетических свойств.
Прекрасное – сфера свободы, другими словами: познанное, освоенное явление, не содержащее в себе ничего пугающего, отталкивающего: человек овладел им, и по отношению к нему свободен. Речь здесь идет не о личном господстве человека над явлением, а о господстве его как представителя человеческого рода, о господстве, обусловленном историческим уровнем развития общества. Красота в природе – сфера свободного владения предметом (способность его познать, освоить, изготовить), в искусстве, в спорте – сфера свободного владения мастерством.
Прекрасное – исторический продукт; явления, в которых проявляется максимальное для данного уровня исторического развития общества господство человека над окружающим материальным миром. Свободное владение силами природы, умение подчинить их разумной практической цели вызывает у человека эстетическое наслаждение. Прекрасное – общечеловеческая ценность, ценность предмета для человека как рода и сфера свободы. Эти определения необходимы и достаточны для характеристики прекрасного как узловой эстетической категории.

7. Прекрасное в обществе

7. Прекрасное в обществе. Эстетические свойства в природе, в общественной жизни, в искусстве принципиально ничем не отличаются. И в том, и в другом, и в третьем случаях эстетические свойства объективны, не зависят от прихоти воспринимающего, имеют общественную сущность, являются положительной ценностью и сферой свободы. Красота в общественной жизни – сфера политической и социальной свободы.

8. Прекрасное в искусстве

8. Прекрасное в искусстве. Хотя прекрасное зыбко и его не так просто "сковать рамками концепции", все же именно оно задает тон в искусстве (См. Ортега-и-Гассет. 1991. С. 65). Искусство – высшая форма освоения мира по законам красоты. Оно перерабатывает все впечатления бытия в прекрасное.
О чем бы ни говорил художник (о трагических страданиях, о возвышенных подвигах, об уродстве, о комизме) его творения доставляют эстетическое наслаждение. Датский философ XIX в. С. Кьеркегор дал образную характеристику поэту: несчастный человек, в чьем сердце скрыты мучения, но чьи губы устроены так, что, когда стон вырывается из них, он превращается в прекрасную музыку. Этот образ переосмысляет древнее предание. В подарок тирану скульптор Перилл отлил огромного бронзового быка, полого внутри. В него клали обреченного на смерть человека и разводили под брюхом металлического чудовища огонь. Пасть быка была устроена так, что стоны погибающего человека вылетали из нее в виде мелодичных звуков. Одним из первых был так казнен сам скульптор – создатель бронзового изваяния.
Греки все превращали в красоту. Один из мифов повествует о мести богов Ниобее: ее детей беспощадно уничтожают стрелами. "Как ни страшно это событие, по форме оно прекрасно ведь стрелы – это солнечные лучи" (Олеша. 1965. С. 188).
Красота в искусстве – и в совершенстве формы, и в глубине содержания, и в мастерстве (свободном владении темой и художественными средствами), и в значимости художественной концепции произведения.
Буквальное, бесстрастное копирование жизни не ведет к созданию прекрасного в искусстве. "Ты не жалкий копиист, но поэт!.. Попробуй, сними гипсовую форму с руки своей возлюбленной и положи ее перед собой – ты не увидишь ни малейшего сходства, это будет рука трупа, и тебе придется обратиться к ваятелю, который, не давая точной копии, передаст движение и жизнь. Нам должно схватывать душу, смысл, характерный облик вещей и существ" (Бальзак. 1955. С. 375).
Прекрасное вечно, а представления о наипрекраснейшем исторически изменчивы. Вламинк приобрел приглянувшуюся ему негритянскую статуэтку, принес ее к Дерену и сказал: "Почти так же прекрасно, как Венера Милосская, разве нет?" "Это так же красиво", – ответил Дерен. Затем оба художника отправились к Пикассо, который внимательно осмотрел статуэтку и на повторное заявление Вламинка о том, что это "почти так же красиво, как Венера Милосская", ответил: "Это гораздо красивее!"
Искусство пробуждает в людях творческое начало, воспитывает способность находить внутреннюю меру предметов, учит чувствовать и понимать красоту, творить по ее законам, формирует ценностные ориентации человека в мире.

Трактовка прекрасного в философии И.Канта
Сусловой Елены 103 гр (СОиР)Введение          Классики немецкой философии видели связь эстетических проблем и искусства с важнейшими задачами данного историческо¬го периода, постоянно подчеркивая их тесное взаимодействие с жиз¬нью общества и человека. Эстетические концепции содержали в себе гуманистические тенденции, ибо опирались на диалектический метод исследования и рассматривали художественную культуру исторически. Немецкая классическая эстетика оказала сильнейшее влияние на развитие эс¬тетических теорий Англии, Франции, Италии, России.   
Глава 1. Эстетика в философии И.Канта Многие философы пытались утвердить веру в целесообразный строй мира и в несостоятельность попыток механистического причинного объяснения жизни. Кант же нашел яркое выражение для этого состояния. В своем раннем космогоническом трактате «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755 г.) он одновременно выразил и гордую уверенность науки в законности, силе механистического причинного объяснения явлений неорганической природы, и смиренное признание ее неспособности дать такое же объяснение явлениям природы органической. «Мне думается... — писал Кант, — можно было бы в некотором смысле сказать без всякой кичливости: дайте мне материю, и я построю из нее мир»  Но уже в конце той же страницы Кант отрицает возможность применения «простейших механических причин» к исследованию возникновения даже элементарных организмов. «Можно ли сказать, — спрашивает он: — дайте мне материю, и я покажу вам, как можно создать гусеницу? Не споткнемся ли мы здесь с первого же шага, поскольку неизвестны истинные внутренние свойства объекта и поскольку заключающееся в нем многообразие столь сложно? Поэтому пусть не покажется странным, если я позволю себе сказать, что легче понять образование всех небесных тел и причину их движений, короче говоря, происхождение всего современного устройства мироздания, чем точно выяснить на основании механики возникновение одной только былинки или гусеницы» Наука должна была искать научных, а не религиозных средств решения задачи. Так возникло в научном мировоззрении XVIII в. одно из основных для него противоречий. Наука не могла не признать как факт существование целесообразности в природе. В то же время сама наука признавала, что научное (не религиозное) объяснение этого факта невозможно. В конце концов это противоречие ослабло в XIX в., но все же сохранилось вплоть до середины нынешнего, XX столетия. В своем основном сочинении – «Критике чистого разума», Кант,  развивая учение о категориях и об основоположениях «чистого» рассудка, принципиально исключил из круга категорий категорию цели.  «Кант считает естественным предположить — по аналогии, — что и для способности суждения должен существовать свой особый априорный принцип. А так как со способностью желания необходимо соединяется чувство удовольствия или неудовольствия, то отсюда Кант выводит, что способность суждения должна рассматриваться как переход от чистой теоретической способности к практическому понятию о свободе.Выяснив таким образом необходимость третьей «Критики» с ее задачей — установить априорный принцип, на который опирается способность суждения, Кант приступает к рассмотрению видов способности суждения. Их, согласно его утверждению, два: «определяющая» и «рефлектирующая» способность суждения.Во всех случаях и всегда способность суждения — способность мыслить особенное как содержащееся в общем. Однако существуют, по Канту, два способа мыслить связь особенного с общим. Первый имеет место, когда общее (общее правило, общий принцип, общий закон) уже дано и способность суждения должна лишь подвести особенное под заранее данное или указанное общее. В этом случае способность суждения Кант называет «определяющей».С «рефлектирующей» способностью суждения мы имеем дело, когда нам дано не общее, а особенное и когда общее для этого особенного еще нужно найти. Так как «рефлектирующей» способности суждения еще только предстоит указать или найти общее для особенного, то она нуждается в предназначенном для этого принципе. Однако, утверждает Кант, принцип этот она не может почерпнуть ни из опыта, ни из рассудка. Она не может найти его в опыте, так как именно этот принцип и должен обосновать единство всех эмпирических законов, подводя их тоже под эмпирические, но высшие эмпирические принципы. Она не может почерпнуть свой принцип и из рассудка, ведь в этом случае она была бы уже не «рефлектирующей», а «определяющей» способностью суждения. Рассудок, как это утверждала «Критика чистого разума», сам предписывает свой закон природе, налагает на нее свои априорные формы. «Рефлектирующая» способность суждения не может ниоткуда заимствовать свой закон, в том числе и из рассудка. В отличие от рассудка она не может предписывать закон природе, так как рефлексия о законах природы сообразуется с самой природой, а не природа сообразуется с условиями, при которых мы стремимся получить о ней понятие. Иначе говоря, «рефлектирующая» способность суждения может дать себе свой принцип только сама.Благодаря «рефлектирующей» способности суждения мы можем мыслить целесообразность. Пока мы остаемся в пределах категорий рассудка, в границах «определяющей» способности суждения, для понятий целесообразности природы нет и не должно быть места. Рассудок рассматривает природу, ее предметы и ее порождения не под углом зрения их цели, а только под углом зрения причинной определимости всех событий, явлений и свойств вещей. Другая сфера применения «рефлектирующей способности» — суждение о прекрасном и об эстетических свойствах произведений искусства.Что касается  эстетики, то в период написания «Критики чистого разума» Кант еще полагал, будто критическая оценка прекрасного, составляющая содержание эстетики, не может быть подведена под принципы разума. В «Трансцендентальной эстетике» Кант писал:«Только одни немцы пользуются теперь словом эстетика для обозначения того, что другие называют критикой вкуса. Под этим названием кроется ошибочная надежда, которую питал превосходный аналитик Баумгартен, — подвести критическую оценку прекрасного под принципы разума и возвысить правила ее до степени науки. Однако эти старания тщетны. Дело в том, что эти правила, или критерии, имеют своим главным источником только эмпирический характер и, следовательно, никогда не могут служить для установления определенных априорных законов, с которыми должны были бы согласоваться наши суждения, касающиеся вкуса.         Вопрос об эстетике в другой «критике» Канта - «Критике способности суждения» под термином «эстетика» обозначается уже не то, что обозначалось в «Критике чистого разума». В «Критике чистого разума» «эстетикой» называлась не философия прекрасного или искусства, а учение об априорных формах чувственности — о пространстве и времени. В связи с этим в «Критике чистого разума» указывалось на значение, какое эти формы имеют для обоснования математики— геометрии и арифметики. В соответствии с этим посвященная вопросам обоснования математики первая часть «Критики чистого разума» называется «Трансцендентальной эстетикой». За ней следует «Трансцендентальная логика». В ней рассматриваются априорные формы рассудка, а также формы связи рассудка с чувственностью составляющие условие и обоснование теоретического естествознания.Эстетическая часть «Критики способности суждения» состоит из двух разделов: «Аналитика прекрасного» и «Аналитика возвышенного». В «Аналитике прекрасного» Кант объясняет природу эстетического суждения, которое, по его мнению, отлично от логического суждения. Эстетическое суждение является «суждением вкуса», в то время как логическое имеет своей целью поиск истины. Особым видом эстетического суждения вкуса является прекрасное.Кант определяет четыре момента субъективного восприятия прекрасного:
1. прекрасное свободно от практического интереса;
1. прекрасное носит всеобщий характер и имеет значение для каждого;
2. красота есть форма целесообразности предмета, поскольку она воспринимается в нем без представления о цели;
4. прекрасное есть то, что нравится без понятия, как предмет необходимого любования.Кант отделил эстетическое не только от сферы познания, но и от сферы этического. Эстетическое вполне автономно и независимо. Воззрение это отнюдь не есть нововведение Канта в эстетику.Эстетическое суждение Канта всегда высказывается в уверенности и с притязанием на значение его не только для одного — того, кто его высказывает, но и для всех. Когда я называю предмет прекрасным, то моя оценка всегда предполагает, что и всякий другой человек, воспринимающий тот же предмет, найдет его прекрасным. Эта претензия как будто сближает эстетическое суждение с логическим. Называя предмет прекрасным, мы говорим о нем так, как если бы красота была объективным свойством самого предмета, а суждение о ней — логическим суждением, основанным на познании посредством понятия.Согласно разъяснению Канта, «всеобщность» эстетического суждения никогда не может возникать из понятий. Не существует, по Канту, никакого перехода от понятий к чувству удовольствия, порождающему эстетическую оценку. Своеобразие суждения вкуса в том, что его «всеобщность» не основывается на объективных свойствах предмета: она имеет всего лишь субъективное значение. Учение Канта о всеобщей сообщаемости эстетического суждения заключало в себе две важные тенденции.Первая состояла в стремлении поставить эстетическую оценку выше удовольствия, доставляемого простым ощущением, суждение вкуса — выше суждения, основанного на удовольствии от приятного. Удовольствие от приятного — тот вид субъективного, который исключает всякую возможность спора или убеждения. Если под вкусом понимать оценку предмета как вызывающего приятное ощущение, то относительно вкуса остается верной старинная латинская поговорка: «О вкусах спорить не следует». Но если под вкусом понимать эстетическую оценку предмета, т.е. оценку его как прекрасного, то в этом случае спор не бессмыслица. Он основывается на вполне закономерной претензии суждения вкуса — иметь значение для всех, т.е. на претензии всеобщности. Таким образом, в субъективности эстетической оценки кроется предпосылка сверхсубъективного, сверхличного эстетического значения. В ней есть то, что возвышает ее над ней самой. Здесь, в учении о всеобщей сообщаемости эстетической оценки, Кант делает шаг, ведущий от основного для него воззрения субъективного идеализма к идеализму объективному.Вторая тенденция кантонского учения о всеобщей сообщаемости суждения вкуса противоречит первой и возвращает Канта в границы субъективистского понимания эстетического суждения. Последнее основывается у Канта не на аппарате понятий, а на непосредственно испытываемом чувстве удовольствия, не определяемом никаким понятием. Глава 2. Понятие красотыЭстетическое удовольствие, определяемое без понятия, но вместе с тем определяемое как нечто сообщаемое всем, может вызываться лишь субъективной целесообразностью. Это целесообразность в представлении о предмете без всякой цели — без субъективной и без объективной цели. Здесь удовольствие доставляет нам только форма целесообразности в представлении, посредством которого нам дается предмет.Красоту, доставляющую удовольствие в чистом суждении вкуса, Кант называет свободной.Свободная красота не зависит ни от какого понятия о совершенстве. Понятие о совершенстве всегда предполагает не только «форму», но и «материю». Невозможно мыслить только форму совершенства без всякого понятия о том, чему она должна бы соответствовать.Кант говорил о том, что вкус всегда есть личная способность. Можно указать другому на образец и  обнаружить умение, подражая указанному извне образцу, но проявить подлинный вкус способен только тот, кто может самостоятельно судить об этом образце.Поэтому высший образец есть идея, которую каждый должен создать сам для себя. Такая идея есть по сути понятие — не логическое понятие рассудка, а понятие разума; представление же о некем существе как об адекватном такой идее есть идеал.По Канту, идеалом красоты может быть только то, что имеет цель своего существования в самом себе, только человек. Только человек может сам определять себе свои цели через разум. Поэтому только человек есть идеал красоты и — в его лице — только человечество одно среди всего существующего в мире может быть идеалом совершенства. На том же основании Кант считает необходимым отличать идеал от идеи нормы прекрасного. Возможна идея нормы не только человека, но также и красивой лошади, красивой собаки. Однако идеал возможен, согласно Канту, только для фигуры человека. Идеал человеческой фигуры состоит в выражении нравственного, без которого предмет не мог бы нравиться всем. Задача этого выражения, по Канту, самая возвышенная, но вместе с тем и самая трудная для искусства. Здесь требуется душевную доброту или чистоту, силу и т. п., т. е. то, что наш разум связывает с нравственно добрым в идее высшей целесообразности, делать как бы зримым в телесном выражении. Для этого необходимо соединить идеи разума с большой силой воображения. В еще большей степени это требуется от тех, кто хочет изображать идеи в искусстве.Можно предположить, что если безобразное, хаотичное, сверхчеловечески - могучее, когда мы чувственно воспринимаем его, есть эмпирически-чувственный аналог бесконечному миру антитезиса в космологической антиномии чистого разума, то прекрасный, совершенный по своей форме чувственный предмет должен быть признан чувственным аналогом тезиса той же антиномии, то есть аналогом мира как конечного, завершенного космоса. И как природно-бесформенное, поскольку мы его воспринимаем, никогда полностью не лишено формы, так и прекрасная форма не есть нечто совершенно цельное и законченное, но есть лишь относительно цельное и законченное. Тем не менее, в плане чувственного созерцания и прекрасное, и возвышенное есть образы вещей мира как образы целого мира в его, соответственно первой антиномии, конечности или бесконечности. И возвышенное, и прекрасное - это образы “внутримирного”, данные в свете идеи абсолютно целого, а потому и созерцаемые нами как воплощения целого мира.
PR-коммуникации как основной механизм,
обеспечивающий становление и воспроизводство социальных и общественных связей и отношений нового типа.

Исследователи отмечают, что в то время, как традиционные локальные сети выживали за счет обособления, конспирации и закрытости мира, основным способом и средством развития новой сетевой идентичности является рост и усложнение коммуникации. На фоне этих процессов сформировался феномен информационного неравенства, как "вид социального неравенства, означающий неравный доступ личности, групп, государства к информационным ресурсам, понимаемым как совокупность технико-технологических, социально-экономических и социокультурных благ".Недостаток информации о социальной действительности заменяет социальный миф, создаваемый PR-компаниями. С одной стороны миф компенсирует недостаток знаний, с другой - выступает как средство сближения позиций различных сторон социальной сферы, с третьей - используется в качестве средства манипуляции сознанием.Феномен мифа-обмана-манипулирования ставит на повестку дня вопрос о проблеме самообмана. Общественно принятый обман нарушает нравственную саморегуляцию, без которой нельзя поддерживать и развивать целостность, принципиальность, добропорядочность личности. "Нарушение же нравственной саморегуляции влечет редукцию ценностей и атрофию высших ценностных ориентаций. Серьезные трудности на пути к идеалу правды не должны подавлять волю к правде - этот важнейший источник жизненной энергии социального существа, основу духовности человека". В кризисных ситуациях в поведении людей начинает доминировать чувственно-эмоциональные моменты, что способствует восприятию мифов в качестве абсолютной истины и современные PR- технологии позволяют наиболее эффективно использовать чувственно-эмоциональные моменты восприятия мифа (политического, исторического, нравственного или др.). Однако дифференцированное общество по - разному восприимчиво к мифологическому мышлению в практике повседневной жизни.Понятие "практика" может быть раскрыта через выявление многообразных связей и отношений, в которых оказывается человек:

    * жизненные задачи;
    * проблемные ситуации, возникающие в человеческом опыте;
    * пути и средства преодоления препятствий и выхода из проблемных ситуаций;
    * способы деятельности и навыки обращения с различными предметами;
    * кризисные и чрезвычайные ситуации;
    * конфликты и пути выхода из него и т.п.

К отличительным признакам практического знания можно отнести:

    * ориентацию на конечный результат деятельности;
    * совпадение результатов практического познания с их использованием работающим человеком, подчинение познавательных приемов и операций предметным действиям;
    * использование вероятностного, неточного знания наряду с надежными знаниями;
    * оперативность и ситуативную конкретность;
    * предельную детализированность, поскольку пренебрежение случайностями, мелочами, неожиданностями может дорого обойтись практику.

При этом рекомендации по использованию тех или иных практических действий являются не абсолютными, а подчинены условиям их применения. Поэтому ставится задача научить оценивать потенциальные возможности используемых средств, умело и целесообразно их применять в конкретной ситуации.Важными проблемами исследования PR-коммуникаций становятся "проблемы социального участия людей и связей с общественностью в аспекте законности и гуманитарной ориентации всей подсистемы PR как социального феномена в функции управления речевым поведением человека и массовым общественным сознанием" Очевидно, что познавательный сдвиг в этом направлении заключается не только в признании идеи участия социальных факторов в конструировании социальной реальности, при одновременном стремлении экспертов ("технологов") выступить в роли носителей власти-знания, но и в том, что дефицит практического знания переживается человеком как социальная проблема.В этом плане, расширение и модификация возможностей PR-коммуникации как основного механизма, обеспечивающего становление и воспроизводство социальных и общественных связей и отношений нового типа, в соответствии с требованиями времени и пространства, становятся актуальными для российского общества. Одновременно с развитием PR- деятельности, встает вопрос оценки возможностей общества влиять на человека средствами PR-коммуникаций, менять его духовный мир и в целом способствовать адаптации человека к новым условиям, принятию новых приоритетов.
ЗаключениеИтак, можно сделать вывод, что не только “возвышенное” в природе служит поводом для переживания возвышенного в нашей душе, но и “прекрасное” в природе также есть лишь повод для переживания возвышенного, которое, проецируясь на красивую форму созерцаемого предмета, стимулирует ее до-определение как прекрасной формы, хотя на самом деле (сама по себе) она таковой не является; здесь явлению принадлежит лишь гармоничная оформленность, как в случае с возвышенным ему принадлежит бесформенность или ярко выраженная тенденция к хаотичности, прекрасным же его делает возвышенное как непредставимое, транспонированное нами на целесообразную форму явления.