Провозглашая этот тезис, Шиллер выходил за пределы эстетики. На своем тезисе он надеялся построить не только "все здание эстетического искусства", но также еще более трудного, по собственному его признанию, "искусства жить" (там же, 302).
Заканчивая "Письма об эстетическом воспитании человека" (1794) и работу "О необходимых пределах применения художественных форм" (1795), Шиллер в сущности уже вышел из сферы влияния Канта: в этот период на развитие его эстетического мировоззрения влияет возникшая в 1794 г. дружба с Гёте. Дружба эта перешла в творческое сотрудничество в "Орах" и в оживленный обмен письмами. Из теоретических сочинений Шиллера, относящихся к этому периоду, наиболее важна его статья "О наивной и сентиментальной поэзии" (1795).
Шиллер сам отметил, что намеченное им противопоставление "наивной" и "сентиментальной" поэзии выходит из сферы одной лишь эстетики и отражает гораздо более глубокое противоречие культуры. Как раз по поводу различия между "наивной" и "сентиментальной" поэзией Шиллер возвращается к антитезе "природы" и "культуры", рассмотренной в "Письмах об эстетическом воспита-' нии человека". "Сентиментальная" поэзия представляется ему как искусство, изображающее не действительного человека, который ныне пребывает в состоянии разорванности и раздвоения, а человека идеального, которого не только еще нигде нет, но которого во всей его полноте а гармоничности и впредь никогда не будет. Именно в этом смысле, говоря о пути, которым должен следовать как ^чигдельный человек, так и человечество в целом, Шиллер писал: "Природа дает человеку внутреннее единство, искусство его разделяет и раздваивает, к своей целостности он возвращается через идеал" (там же, 410). Но идеал этот, по Шиллеру, недостижим.
Чем больше настаивал Шиллер на том, что "сентиментальная" поэзия есть искусство, изображающее никогда не достигаемый идеал, тем сильнее он был склонен противопоставлять эту поэзию поэзии "наивной". Различие между "сентиментальной" и "наивной" поэзией он толкует как такое, в котором появляется различие между духом и вещественностью, идеальностью и индивидуальностью, духовностью и пластичностью зримой формы, между искусством бесконечного' и искусством ограничения.
В ряду всех различий, устанавливаемых Шиллером между "наивной" и "сентиментальной" поэзией,основным остается различие, которое существует между искусством, представляющим простое воспроизведение действительности, и искусством, всегда представляющим связь изображаемого предмета "с идеей".
Из этого - основного - различия Шиллер выводит различие возможных для каждого из обоих родов поэзии способов изображения. И здесь мысль Шиллера двоится. Наряду с основным пониманием различия между "наивной" и "сентиментальной" поэзией, как между искусством непосредственным и рефлектирующим, выступает и другое: "наивная" и "сентиментальная" поэзия различаются и как два метода изображения - реалистический, воспроизводящий сущее (в случае "наивного" искусства) и изображающий идеальное, идеал (в случае искусства "сентиментального" ).
Для "наивной" поэзии возможен, в сущности, только один метод. "Наивный поэт следует лишь простой природе и чувству, ограничивается подражанием действительности; поэтому он может относиться к своему предмету лишь на какой-нибудь один лад и, с этой точки зрения, не имеет выбора в трактовке" (там же, 412). По той же причине действие, оказываемое произведениями "наивной" поэзии, не зависит, по Шиллеру, от формы произведения. Форма эта может быть эпической или лирической, описательной или драматической, и действие ее может быть более сильным или более слабым. Однако во всех этих случаях чувство, испытываемое самим поэтом и людьми, воспринимающими его произведение, "остается неизменным, оно состоит из одного элемента, мы не можем в нем найти никаких различений".
Напротив, в "сентиментальной" поэзии возможны, по Шиллеру, два способа изображения. Возможность эта обусловлена ролью, какую при создании и при восприятии произведения "сентиментальной" поэзии играет размышление. Изображая предметы, "сентиментальный" поэт предается размышлениям о впечатлении, производимом на него предметами. Растроганность, в которую погружен он сам и в которую он погружает нас, покоится только па таком размышлении. Изображаемый предмет "ставится здесь в связь с идеей, и только на этой связи покоится сила поэзии". Поэтому "сентиментальному" поэту приходится иметь дело не с однородным ощущением от предмета, а всегда с двумя представлениями и с двумя ощущениями, между которыми происходит борьба. "Сентиментальный" поэт имеет дело "с действительностью, как конечным, и со своей идеей, как бесконечностью" (там же, 413).
Но там, где идет борьба двух начал, взять верх может либо одно из них, либо другое. В зависимости от того, какое из обоих перевесит в ощущении и в изображении поэта, возникает внутри рода "сентиментальной" поэзии возможность двух методов изображения. Если "сентиментальный" поэт больше сосредоточится на действительности, если он изобразит действительность как предмет своего влечения, то его произведение, будучи "сентиментальным", окажется - по способу изображения - "элегическим" в широком смысле этого понятия. Но если поэт больше сосредоточится на идеале и изобразит действительность как предмет своего нерасположения, то, будучи также "сентиментальным" - по роли, какую в нем играет размышление, его произведение будет - по способу изображения - "сатирическим". В этом - широком - смысле "сатирическим" будет произведение, в котором поэт предметом своего изображения выбирает противоречие между действительностью и идеалом.
В свою очередь сатирическое изображение противоречия между идеалом и действительностью может быть выполнено или под главенством воли, или под главенством •рассудка. В первом случае сатирическое произведение • выполняется серьезно и страстно. Это - "бичующая", или ""патетическая", сатира. Во втором случае - когда поэт "ребывает в области рассудка - сатирическое произведемте создается шутливо и весело. Это сатира шутливая.
В характеристике сатирической поэзии Шиллер достигает большой высоты. Он считает недостойным поэзии всякое изображение, в котором автор, отрицая и отвергая изображаемую им действительность, не исходит из высшего идеала, противостоящего изображаемому. По верному наблюдению Шиллера, часто принимают за сатиру такое изображение действительности, которое не руководится никаким идеалом. Автор подобного изображения осуждает изображаемую действительность только потому, что она расходится с его личными склонностями и потребностями, а не потому, что видит противоречие между идеалом и действительностью. Но подлинная ценность сатиры может определяться, по Шиллеру, только высотой идейного уровня, на котором стоит сатирик и с вершин которого он рассматривает изображаемую им жизнь. Только идеями должен нас трогать истинный поэт, и только посредством разума может он проложить путь к нашему сердцу. Поэтому "патетическая" сатира "всегда должна иметь источником дух, насыщенный живым идеалом". Только стремление сатирического поэта к гармонии "может и должно создавать то глубокое ощущение моральной дисгармонии и то жгучее негодование против извращения морали, которые вдохновляют Ювенала, Свифта, Руссо, Галлера и других" (33, 6, 416).