Американский институционализм
Дихотомии Т. Веблена
Статистический институционализм У.К. Митчелла
Правовой институционализм Дж.Р. Коммонса
Обновленный институционализм Дж. К. Гэлбрейта "
Вышедший из маржиналистской революции экономике, видоиз¬менив модель homo economicus в модель гедониста-оптимизатора, ре¬шительно повернулся к оправданию status-quoчастнособственничес¬кой конкурентной системы. С другой стороны, марксисты и социали¬сты других направлений продолжали свои атаки (не только теоретиче¬ские) на капитализм и «буржуазную апологетику». «Средняя» линия, прочерченная германской исторической школой, нашла своеобразное продолжение в «зигзаге» американской экономической мысли самого конца XIX — первой трети XX в. — институционализме.
Институционализм никогда не имел организационного центра, и разнородность этого течения дает повод ставить под сомнение само его существование как научной школы1. Тем не менее сложилась ус¬тойчивая традиция рассматривать трех американских экономистов — Т. Веблена, У. К. Митчелла и Дж.Р. Коммонса — как главных предста¬вителей направления. Само понятие «институционализм» впервые употребил в 1918 г. американский экономист Уолтон Гамильтон, оп¬ределивший категорию «институт» как «вербальный символ, который описывает пучок социальных обычаев. Он означает способ мышле¬ния или действия, с достаточной распространенностью и прочнос¬тью запечатленный в привычках групп или обычаях народа. В обыч¬ной речи это другое слово для «процедуры», «общего согласия» или «договоренности»; на книжном языке нравы, народные обычаи, рав¬но как денежная экономика, классическое образование, фундамен¬тализм и демократия являются "институтами"»2. Новое направление обнаружило сходство с исторической школой как в общих устремле¬ниях, так и в более конкретной тематике исследований, хотя программная статья Т. Веблена «Почему экономика не является эволюционной наукой» (1898), от которой принято вести отсчет институционализма, критиковала эмпиризм Г. Шмоллера и его последователей. Две традиции сблизила нацеленность на: 1) замещение узкой утили¬таристской модели homo economicus более широкой интерпретаци¬ей, основанной на междисциплинарном подходе (социальная фило¬софия, антропология, психология), и 2) поворот экономической те¬ории к социальным проблемам с целью использовать ее как инстру¬мент реформ.
Т. Веблен подвизался почти одновременно с третьим поколением исторической школы, а его ученик У. К. Митчелл был почти сверст¬ником самого молодого из «юной» исторической школы - А. Шпитгофа. Ориентация на эволюционно-биологический подход и акцент на роли насилия в капиталистическом предпринимательстве сбли¬жали Веблена с Зомбартом, а изучение цикличности экономических процессов — Митчелла со Шпитгофом. Пристальное внимание к «ра¬бочему вопросу», политико-правовым аспектам социальных движе¬ний, экономическому реформизму, столь характерные для школы Г. Шмоллера, были не менее характерны и для Дж.Р. Коммонса.
Наконец, отличительной чертой экономистов- институционалистов, особенно Т. Веблена, стало повышенное внимание к воздейст¬вию технологии на общество и к роли научно-технических специа¬листов. Эта черта обусловила глубокое «вторжение» в социологию, что также позволяет провести параллель с исторической школой (в ее третьем поколении — В. Зомбарт и особенно М. Вебер).
1. Дихотомии Т. Веблена
«Очень странный человек»3 Торстейн Веблен (1857—1929) вошел в историю как «первый систематический критик американского ка-питализма»4. Веблен жил в «позолоченный век», когда Соединен¬ные Штаты утверждали себя на позициях первой промышленной державы мира и удачливые капитаны промышленности, становив¬шиеся во главе крупных корпораций - «ловкие, энергичные, агрес¬сивные, алчные, властные, ненасытные», — действовали дерзко и цинично в бизнесе и политике, «эксплуатируя рабочих и обирая фермеров, подкупая конгрессменов, покупая легислатуру, шпионя за конкурентами, нанимая вооруженную охрану, прибегая к угро¬зам, интригам и силе»5.
Философией «позолоченного века» стал социал-дарвинизм, сомк-нувшийся с экономическим индивидуализмом a la laissez faire. Оп¬равдание стремительной концентрации и централизации капитала, резкого роста имущественного неравенства и плачевной участи не¬удачников рынка было найдено в этой философии, глашатай кото¬рой Г. Спенсер (1820—1903) — приятель «стального короля» Э. Карнеги — стал почитаем в США как ни один философ ни до, ни после него. Основатель американской университетской социологии У. Самнер строил свой курс вокруг тезиса о миллионерах как цвете цивилиза¬ции, основанной на конкуренции. Социал-дарвинисты вещали, что ожесточенная конкурентная борьба в промышленности, вытеснение аутсайдеров крупными корпорациями (трестами) — идеальное зерка¬ло «естественного порядка вещей»; цивилизация таким путем дви¬жется вверх, подобно биологической эволюции. Выживают наибо¬лее приспособленные; отбор наилучших происходит тогда, когда ес¬тественные экономические процессы идут своим чередом, без вме¬шательства реформаторов и правительства.
Сын норвежского фермера-иммигранта, Т Веблен с юности ощущал свою отчужденность от суетного мира янки, и этот так называвмый дисформизм (противоположность конформизму) определил его судьбу в науке и в жизни. Познав участь бедного студента в престижном Йельском университете, а затем безработного доктора философии и литературного поденщика, он наконец устроился на скромную должность в Чикагском университете, созданном в 1892 г. на день¬ги богатейшего предпринимателя США Дж.Д. Рокфеллера, наемные юристы которого создали легальную основу для функционирования крупных корпораций (холдинг - компани). Так Веблен оказался внут¬ри стремительно расширявшейся орбиты власти Большого бизнеса, начавшего субсидировать американские университеты и определять господствовавшие в них образы мышления.
Веблен бросил этому миру — равно как и академическому маржи-нализму Дж. Б. Кларка, своего бывшего преподавателя, — вызов сво¬ей книгой « Теория праздного класса. Экономическое изучение институ-тов (1899), в которой «изучал манеры и психологию американских богачей так, как какой-нибудь антрополог исследовал бы обряды и ритуалы примитивного племени в Новой Гвинее»6.
Провозгласив не¬обходимость применения к экономике подхода, аналогичного не ме¬ханической статике (равновесие), а биологической динамике (эво¬люция), Веблен придал социал-дарвинизму иную тональность, не¬жели идеологи экономического индивидуализма. Эволюция общества является процессом естественного отбора институтов, которые, по сути дела, есть привычные образы мыслей в том, что касается отно¬шений между обществом и личностью. Институты — результаты про¬цессов, происходивших в прошлом, а следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени, но под нажи¬мом обстоятельств, складывающихся в жизни сообщества, происхо-дит изменение образов мышления людей, т.е. развитие институтов, и перемены в самой человеческой природе7.
Предметом особого внимания Веблена стал институт праздного класса. Его возникновение и развитие Веблен связывал с «избира¬тельным воздействием законов хищничества и паразитизма» и обы¬чаями частной собственности, эволюцию которой описывал следую¬щим образом. Собственность первоначально возникла как трофей, знак победы над менее сильным соседом. Мотивы, лежащие в ее ос¬нове, — соперничество, завистливое сравнение, демонстративное пре¬успеяние как основа уважения и жажда власти, даруемой богатством. «Здравой оценкой людей и вещей становится оценка в расчете на борь¬бу». Развивается противопоставление доблестной, захватнически-приобретательской деятельности и труда, приобретающего характер нудного занятия в силу пренебрежительного к нему отношения. По мере того как стадия приобретения путем хищнического захвата пе¬реходит в стадию организации производства на основе частной соб¬ственности (рабов), превосходство в силе и трофеи как показатель успеха заменяются «канонами денежной почтенности» и критерия¬ми накопления собственности и «опыта праздной жизни». Эти по-следние складываются во «всеохватывающий порядок благопристой¬ности» со старательными упражнениями по развитию хороших ма¬нер, воспитанию вкусов и умению «разбираться в том, какие предме¬ты потребления отвечают приличию». «Показное потребление» (conspicuous consumption) дорогостоящих престижных товаров и при-страстие к «демонстративно расточительным зрелищам» становятся в праздном классе формами соперничества, мотивируемого завист¬ливым сравнением, и завоевания репутации.
Описанный Вебленом «состязательный аспект потребления»8, показывающий, как товары «могут эффективно использоваться в ко¬свенных завистнических целях» и поэтому содержать в себе ощути¬мый элемент «престижной дороговизны» (стоимости сверх стоимо¬сти затрат, делающих их пригодными для функционального исполь¬зования), выявлял ограниченность маршаллианской теории полез ности и спроса и позднее получил наименование «эффект Вебле¬на»9.
Только им и ограничивается признание Веблена в области экономике.
Переходя к рассмотрению экономических институтов современ¬ного ему общества, Веблен в общей форме разделил их на финансо¬вые и производственные. Отношение праздного класса к экономи¬ческому процессу является «денежным отношением — отношением стяжательства, а не производства». Доступ в праздный класс осуще¬ствляется через занятия в финансовой сфере, которые в гораздо боль¬шей степени, чем производственные, наделяют человека почетом. Наиболее почетны занятия, имеющие непосредственное отношение к собственности в крупном масштабе, и вслед за ними — банковское дело и право. В профессии адвоката, по мнению Веблена, «нет и на¬мека на полезность в какой-либо другой области, кроме соперниче¬ства»; юрист «занимается исключительно частными моментами хищ¬нического мошенничества, либо в устройстве махинаций, либо в рас¬стройстве махинаций других»10.
Институт праздного класса, по мнению Веблена, задерживает раз-витие общества в силу трех основных причин: инерции, свойствен- а ной самому классу; примером демонстративного расточительства; системой неравного распределения благосостояния и средств к су- ществованию.
Противопоставление праздности и производительной деятельно¬сти Веблен в своей второй книге «Теория делового предприятия» (1904) развернул в дихотомию индустрии и бизнеса.Сначала он подробно остановился на культуротворческом значении крупного машинного производства. Машинная технология требует для управления ею тех-нических знаний и рационального мышления; эта рациональность приходит в противоречие с иррациональностью, вносимой в эконо-мический процесс бизнесменами в их погоне за прибылью путем куп¬ли-продажи на фондовом рынке бумажных титулов собственности. «Капитаны промышленности», ориентируясь на захват как можно большей части индустриальной системы, не заинтересованы в ее ра-циональном функционировании, поскольку извлекают доходы из сбоев процесса общественного производства. Подчинение индустрии целям возрастания денежного богатства деформирует индустриальную систему, вызывая кризисы недопроизводства и перепроизводст¬ва.
Веблен назвал «саботажем» политику крупных корпораций, пред-намеренно сокращающих производство ради удержания монополь¬ных цен, и указал, что конкуренция за счет снижения издержек заме¬щается «неценовой конкуренцией» — ценоувеличивающей рекламой, упаковкой и другими формами «умения продавать» (salesmanship); усилиями получить специальные привилегии на всех уровнях прави¬тельства — получить правительственные заказы, влиять на налоги и расходы, трудовую и внешнюю политику.
Как две ведущие тенденции американского капитализма Вебленом были выделены монополизация и наращивание сил экономиче¬ской депрессии. Он предсказывал увеличение непродуктивного по¬требления благ в связи с манипулированием покупательскими вку¬сами населения и ростом производства вооружений, прикрываемого лозунгами национальной политики. Временной отрезок между вы¬ходами двух первых книг Веблена был годами публикации Зомбартом работы «Современный капитализм» и возникновения в США движения «разгребателей грязи» — шумных журналистских рассле¬дований и разоблачений мошенничества и насильственных действий крупных корпораций, особенно рокфеллеровской «Стандарт ойл»11. Идеологиlaissez faire в XIX в. — Кобден и Спенсер — утверждали, что эволюция общества идет от «военного» типа с централизацией, ие¬рархией, регламентацией и «единообразием, поддерживаемым путем принуждения» к мирному «промышленному типу», который харак¬теризуется «во всех своих частях той же самой индивидуальной сво¬бодой, которую предполагает всякая коммерческая сделка»12. Одна¬ко монополистический капитализм принес с собой новую волну аг¬рессии и милитаризма. Веблен, который сначала писал о переходе от хищнической стадии к квазимиролюбивой (система рабства и стату¬са) и далее к миролюбивой промышленной (с наемным трудом и де¬нежной оплатой), в статье «Первые опыты в организации трестов» (1904) подчеркнул укорененность архаических черт захватнической «доблестной деятельности» в жизненных привычках «капитанов про¬мышленности» и назвал корпорации рабовладельцев и пиратов пред¬шественниками капиталистических монополий.
Умилявшие Зомбарта агрессивные проявления «завоевательной» энергии создателей американских трестов у Веблена вызвали лишь порицание. Его сопо¬ставления промышленных и финансовых магнатов с хищными баро нами старых времен внесли вклад в закрепление за бизнесменами «позолоченного века» репутации «баронов-разбойников».
Следующая крупная работа Веблена «Инстинкт мастерства и со-стояние промышленных умений» (1914) представляла попытку, опира-ясь на новые идеи в физиологии («тропизмы» Ж. Леба) и психологии («горме» У. Мак-Дугалла), сконструировать альтернативу утилита-ристской модели «гедониста-оптимизатора». Эволюция «поиска эф-фективных жизненных средств» и производственных навыков про¬исходит в «кумулятивной последовательности приспособления» под воздействием присущих человеку «инстинктов», под которыми Веблен понимал не стихийные, а целенаправленные факторы поведения, формирующиеся в определенном культурном контексте. Наиболее благотворны из них: 1) родительское чувство, 2) инстинкт мастерст¬ва и 3) праздное любопытство. Родительское чувство в широком смыс¬ле слова — забота об общем благе; мастерство, промышленное искус¬ство — средство реализации родительского инстинкта, забота об эф¬фективном использовании наличных ресурсов; а праздное любопыт¬ство поставляет знания, служащие жизненным целям. Добродетель¬ный союз этих трех инстинктов создает промышленное поведение, достигающее высшей эволюционной стадии в машинном производ¬стве, прозаичная механическая логика которого гармонирует с при¬менением современной науки и кладет основы для роста и утвержде¬ния новой рационально ориентированной культуры. Напротив, ког¬да верх берут эгоистические и приобретательские инстинкты, возни¬кают «дурацкие способы поведения» и «бесполезные институты», сво¬ей иррациональностью противоречащие рациональности промыш¬ленной технологии. «Инстинкту мастерства» Веблен противопос¬тавлял «инстинкт спортсменства» — стереотипы воинственного по¬ведения в истории.
Методологическую полемику с ортодоксальными экономистами, прежде всего Дж. Б. Кларком, Веблен продолжил в статьях, составив¬ших книгу «Место науки в современной цивилизации» (1919). Он пори¬цал идущую от бентамовской «арифметики пользы» гедонистичес¬кую концепцию человека как «атома желаний» и «калькулятора удо¬вольствий и страданий», вибрирующего под воздействием стимулов, которые передвигают его в пространстве, но оставляют нетронутым. Предполагая «изолированную человеческую данность в устойчивом равновесии», вне «прошлого и последующего», неоклассическая до¬ктрина исследовала статическое состояние, сконцентрировав внима¬ние на рыночной цене, тогда как подлинная экономическая наука, по мнению Веблена, должна заниматься «генетическим исследованием образа жизни»; ее предметом является «изучение поведения че¬ловека в его отношении к материальным средствам существования, и такая наука по необходимости есть исследование живой истории материальной цивилизации»13.
Десять лет, разделяющие «Теорию делового предприятия» и «Ин-стинкт мастерства», были годами триумфального шествия по Аме¬рике идей «научного управления производством» (scientific manage¬ment), связанного с именами Ф. Тейлора, супругов Джилбрет и дру¬гих «инженеров эффективности». Веблен стал выделять инженеров-менеджеров из числа тех, кто непосредственно организует процесс машинного производства, и рассматривать их как социальную объ-ективацию мастерства, научной рациональности и эффективности. Он сблизился с Генри Л. Ганттом (1861—1919) — пионером кален¬дарного планирования деятельности предприятий, автором систе¬мы графиков оперативного управления («графики Гантта») и новой, более ориентированной на интересы рабочих системы заработной платы. Вслед за Ганттом Веблен стал пропагандировать идею поли¬тической организации инженеров для будущего реформирования об¬щества в целом на основе критериев научно-промышленной раци¬ональности.
В 1918г. Веблен стал главным редактором журнала «Циферблат» в Нью-Йорке, а в 1919 г. — одним из организаторов Новой школы со-циальных исследований. В цикле статей, составивших книгу «Инже¬неры и система цен» (1921), он развивал концепцию «саботажа» и вы¬ражал надежду, что новое поколение инженеров откажется от роли послушных «лейтенантов бизнеса» и, пригрозив «всеобщей стачкой» предпринимателям, передаст власть «Генеральному штабу инженеров и техников», который выведет общество на «третий путь» между «плу-тократией капитализма и диктатурой пролетариата»14, к рациональ¬ной промышленной системе, избавленной от искажающего вмеша¬тельства корпоративных финансов. Веблен заканчивал свою книгу меморандумом «Практический совет техников».
Утопия перехода власти к инженерно-технической элите в 1930-е годы получила название «технократической» (впоследствии гамма значений слова «технократия» заметно расширилась), благодаря ей Веблен занял видное место в истории социологии, но инженеры и экономисты сочли ее нелепостью.
В своей последней книге «Абсентеистская собственность» (1923) Веблен подчеркнул процесс расширения собственности на неосязае¬мые финансовые титулы богатства, отделенной от реального участия в производстве материальных благ. Критицизм Веблена в отношении «мира бизнеса» выразился в анализе «absentee ownership» в наиболее желчных излияниях. Но на преобразование экономического строя общества в более рациональный Веблен смотрел без оптимизма, кон¬статировав, что американский «средний класс» стремится подражать образу жизни «праздного класса».
«Персона нон грата» в среде теоретиков-экономистов, Веблен оставил в наследство институционалистам «дух несогласия». Его идеи остаются привлекательными для сторонников нетрадиционных под¬ходов к экономической теории15.
2. Статистический институционализм У. К. Митчелла
Ученик Т. Веблена Уэсли Клэр Митчелл (1874-1948) учился в Чи-кагском университете, стажировался в Венском (лекции К. Менгера не произвели впечатления), а с 1913 г. до конца жизни работал в Нью-Йорке, в Колумбийском университете.
Митчелл считал правильной критику Вебленом модели рацио-нального гедониста и продолжил ее в ряде своих статей. Он подчер¬кивал ошибочность принятия классической школой жесткой пове¬денческой модели человека, преследующего свой рационально про¬считанный интерес («блаженный калькулятор» Бентама), и писал, что «человек, который изучает забастовки и локауты, переменчивую фор¬туну деловых комбинаций, современные методы преодоления «по¬требительской инерции», или бумы и депрессии, не подтверждает впечатлений об экономической рациональности, выраженной в тео¬ретических трактатах». Митчелл ссылался и на «переоткрытие чело¬веческой иррациональности» психологами. Он поставил своей зада¬чей сделать следующий за Вебленом шаг в движении от «нормаль¬ной» модели к действительности — подтвердить отличие реального поведения в экономике от гедонического нормотипа посредством статистического анализа. «Действительный» экономический субъект был для Митчелла «среднестатистическим» человеком в его отноше¬нии к денежным институтам.
Вебленовская «дихотомия индустрии и бизнеса» нашла продол¬жение в анализе Митчеллом разрыва между динамикой промышлен¬ного производства и динамикой цен. За механизмом цен Митчелл стремился увидеть не механические законы спроса и предложения, а противоречивые мотивы действий людей, занятых добыванием и рас¬ходованием денег. «...Самое важное, что надо понять в деньгах, это — механизм денежного хозяйства, то есть общественную роль высоко организованной группы денежных институтов и то, как они развива¬лись со времен средневековья, стали квазинезависимыми и оказыва¬ли обратное влияние на деятельность и умы их создателей»16.
Митчелл предпочел введенному Зомбартом понятию «экономи¬ческая конъюнктура» понятие «деловой цикл». С1920 г. Митчелл воз¬главил Национальное бюро экономических исследований, исполь¬зовавшее сбор и обработку статистических данных для прогнозиро¬вания экономических колебаний. Результатом деятельности Митчел¬ла в этом бюро стало дополненное переиздание книги «Деловые цик¬лы» (1927), признанное образцовым исследованием. Высокую репу¬тацию Митчелла не поколебала даже его неудача в прогнозировании экономической конъюнктуры в 1929 г., когда он не смог предсказать «великий крах» американского «процветания». В годы «Нового кур¬са» Митчелл, уже в 20-е годы выдвигавший идеи государственного вмешательства — банковской реформы, использования государствен¬ных расходов в качестве балансира, создания системы страхования от безработицы, — активно участвовал в правительственных меропри¬ятиях по восстановлению экономики. В эти годы он также подгото¬вил к изданию репрезентативный сборник работ своего учителя «Чему учил Веблен» (1936) и опубликовал сборник собственных статей « От¬сталость в искусстве тратить деньги» (1937). Митчелл стремился по¬казать, что искусство «делания денег» в современной цивилизации значительно опередило умение их рационально расходовать. Особен¬но нерациональна трата денег в семейных бюджетах, где характер рас¬ходов часто определяется желанием перещеголять других, изощрен¬ные способы траты денег являются одним из важнейших путей само¬утверждения в обществе, завоевания престижа.
Описывая иррациональные институты денежной экономики, Митчелл все же считал ее лучшей из экономических систем. Это убеж¬дение отличало его взгляды от сардонического критицизма Т. Вебле¬на и, напротив, сближало с реформистской «доброжелательностью» третьего из основателей традиции американского институционализма - Джона Ричарда Коммонса(1862—1945).
3. Правовой институционализм Дж.Р. Коммонса
Коммонс был первым, кто написал специальную книгу «Инсти-туциональная экономическая теория» (1934). Но она вышла, когда ав-тору было уже за 70, а его стаж профессиональной и общественной деятельности перевалил за 40 лет. Коммонс окончил духовный кол¬ледж (1888) и продолжил образование в престижном университете Джонса Гопкинса, где стал любимым учеником Ричарда Эли (1858-1943), пытавшегося в свое время создать американское ответвление исторической школы в политэкономии. В начале 1900-х Коммонс работал в Национальной гражданской федерации - организации, це¬лью которой было улаживание конфликтов между рабочими и рабо¬тодателями. В это время в основном сложились его взгляды на урегу¬лирование отношений между трудом и капиталом: 8-часовой рабо¬чий день, повышение заработной платы для увеличения покупатель¬ной способности масс, благотворность концентрации промышлен¬ности для эффективности экономики. В 1904 г. хлопотами Р. Эли Коммонс был принят на работу в Висконсинский университет, где вместе с учениками составил «висконсинскую школу» истории и те¬ории американского рабочего движения, обосновавшую реформист¬скую программу «политического коллективного договора» — дости¬жения компромисса между предпринимателями и рабочими, орга¬низованными в профсоюзы, при арбитражной функции правитель¬ства и Верховного суда. Почти 30 лет Коммонс активно участвовал в политической жизни Висконсина, был советником двух губернато¬ров штата и гордился проведенными мерами в области рабочего за¬конодательства. Богатый практический опыт лег в основу разрабо¬танной Коммонсом системы идей, отразившей и его личные качест¬ва: уравновешенность, способность вызывать доверие у людей раз-ного социального статуса и мировоззрения: от миллионеров до соци-алистов.
Уже в своей первой книге «Распределение богатства» (1893) Коммонс выразил несогласие с маржиналистской индивидуалистической Ц трактовкой распределения общественного дохода и игнорирования Я исторической изменчивости отношений собственности и прав личности, включающих право на возможно более высокую долю в национальном продукте. Коммонс констатировал рост монополистических элементов в рыночной экономике и оправдывал существование профсоюзов, добивающихся повышения заработной платы выше некоторого минимума и необходимых для защиты рабочих от давления со стороны крупного капитала. Но в то же время Коммонс полагал, что влияние крупных корпораций может быть благотворным в той мере, в какой они способны смягчать остроту депрессии и наращи¬вать масштабы производства. Поэтому на первый план он выдвинул поиск инструментов компромисса между организованным трудом и крупным капиталом, примирения экономических противоречий че¬рез коллективные действия, определив в итоге институциональную экономику как«Экономику коллективных действий» (название послед¬ней работы Коммонса, опубликованной посмертно в 1951 г.).
Коллективные действия в качестве институтов направляют и кон-тролируют поведение людей. Будучи неразрывно связаны с отноше¬ниями собственности, коллективные действия в экономике предпо¬лагают определенные правовые рамки и находят свое выражение че¬рез суды. Эволюционный характер экономической науки, по мнению Коммонса, требовал изучения судебных решений за несколько сто¬летий эры капитализма, чтобы иметь ясное представление о том, ка¬ким образом коллективные действия ограничивали индивидуальные. Следующей задачей Коммонс считал изучение истории экономичес¬ких учений для определения того, каким образом в экономическую теорию входили представления о коллективных действиях. Выпол¬нению этих задач Коммонс посвятил книги «Правовые основания ка¬питализма» (1924) и «Институциональная экономическая теория» (1934). По образному выражению Б. Селигмена, Коммонс «дистил¬лировал свою теоретическую систему в сложных аппаратах многих сотен судебных решений и десятков типов экономической теории»17.
Ранее этих главных своих трудов Коммонс опубликовал книги «Промышленная доброжелательность» (1919) и «Промышленноеуправ¬ление» (1923), где развивал идею социального соглашения рабочих и предпринимателей посредством «взаимных уступок». С одной сто¬роны, Коммонс противопоставлял свои взгляды марксистской докт¬рине классовой борьбы и социалистическим идеям. Он признавал факт обнищания пролетариата лишь для ранней стадии капитализма и критиковал Маркса за недооценку возможностей тред-юнионов и социальных реформ для улучшения положения рабочего класса. Но¬вый этап промышленного развития, связанный с ростом крупных корпораций, привел, по словам Коммонса, к «диффузии капитализ¬ма в гуще широких масс народа»18.
С другой стороны, Коммонс при¬зывал капиталистов наладить «добрые отношения» с рабочими, пе¬рестать третировать профсоюзы как дьявольские происки и признать за тред-юнионизмом статус законного и неотъемлемого компонента структуры зрелого промышленного общества19. Видное место в этой структуре Коммонс отводил избирательной системе и государствен¬ной власти. Он призывал голосовать за тех политических деятелей, которые признают экономические требования тред-юнионов, а го¬сударственную исполнительную и судебную власть считал высшей инстанцией в классово-экономическом арбитраже.
Коммонс упрекал классиков и маржиналистов за ошибочную ра-ционалистическую психологию и недостаточность анализа юриди¬ческих форм. Он пришел к пониманию институтов как исторически сложившихся и освященных юридическим авторитетом обычаев, ухо¬дящих корнями в коллективную психологию. Сформировавшись, действующие коллективные институты направляют поведение инди¬видов. Центральное место среди действующих коллективных инсти¬тутов Коммонс отводил корпорациям, профсоюзам и политическим партиям. Они выступают как «группы давления».
Наряду с коллективными действиями другой важнейшей катего¬рией институциональной теории Коммонса стало понятие сделки (трансакции). Коммонс выделил три основных типа сделок и три глав¬ных этапа каждой сделки. По типу Коммонс разделил сделки на тор¬говые, управленческие и рационирующие. Управленческие сделки выражают отношения между руководителями и подчиненными; к рационирующим сделкам относятся налогообложение, бюджет, ре¬гулирование цен, решения правлений корпораций. Большинство сде¬лок — торговые. Каждая сделка включает в себя переговоры, приня¬тие обязательства и его выполнение. В ходе переговоров встречаю¬щиеся стороны сначала противопоставляют свои позиции и затем ищут соглашения. Трансакционный процесс служит определению «разумной ценности», возникающей из согласия о выполнении в бу¬дущем условий контракта. Контракт - это «гарантия ожиданий», без которой не может быть ценности.
В теоретических построениях Коммонса много общего с дихото¬миями Веблена, но там, где пессимист Веблен с сарказмом подмечал нелепости и непримиримые конфликты, благодушный Коммонс на¬ходил постепенное возникновение «разумных обычаев и разумных стоимостей, под влиянием которых меняются сами институты». Про¬водя различие между действующими предприятиями, цель которых повышение технической эффективности производства, и действую¬щими фирмами, занятыми только денежными сделками, Коммонс считал возможным уравновешивание интересов индустрии и бизнеca: «Самое лучшее производственное предприятие — это такое, где технические факторы используются наиболее пропорционально бла¬годаря усилиям менеджеров. Самая лучшая фирма - та, где правиль¬но соразмеряются покупки и продажи путем рыночных сделок. Са¬мый лучший действующий коллективный институт — тот, где в пра¬вильном соотношении находятся техника и бизнес»20.
Коммонс подробно остановился на процессе возникновения дол-госрочного кредита и включения инвестора-банкира в процесс про-мышленного производства. Банкирский капитализм связан с отде¬лением юридического контроля над товарами от физического и по¬гоней за титулами собственности. Банкиры организуют эмиссию и размещение акций; корпорации нанимают юристов, оказывают дав¬ление на законодательные органы и осуществляют широкие програм¬мы отношений с общественностью (public relations). Влиятельные экономические группы становятся более влиятельными, чем Кон¬гресс. «Именно ассоциации, а не индивидуализм стали прибежищем современного либерализма и демократии в спасении от коммуниз¬ма, фашизма или банкирского капитализма».
Оптимизм Коммонса проявился и в его уверенности, что разум¬ная ценность достижима коллективными действиями капиталистов и рабочих. В «деловом» тред-юнионизме, при котором рабочие кол¬лективно отстаивают свои права собственников в практических во¬просах заработной платы и продолжительности рабочего дня, в за¬ключении коллективных договоров он видел важнейший путь к под¬держанию общественного равновесия. Эту уверенность Коммонс выразил в своей автобиографии21, вышедшей за год до принятия Акта о трудовых отношениях - одного из важнейших мероприятий руз-вельтовского Нового курса, закрепившего за рабочими право заклю¬чения коллективных договоров.
Годы Нового курса вообще поначалу стали временем институционалистов. Покойный Веблен предстал своего рода пророком (харак¬терно, что сборник его работ, изданный Митчеллом в 1936 г., имел название «Чему учил Веблен»); Митчелл стал одним из организато¬ров Комитета национальных ресурсов США, предполагая превратить его в центральный орган государственного регулирования экономи¬ки; Коммонс увидел в реформах администрации Ф.Д. Рузвельта во¬площение своих идеалов, а близкие к институционалистам А. Берль (1895-1971) и Р. Тагвелл (1891-1979) вошли в «мозговой трест» пре¬зидента Ф.Д. Рузвельта.
Адольф Берль со своим коллегой по Колумбийскому университе¬ту Гардинером Минзом (1896-1982) прославился книгой «Современ¬ная корпорация и частная собственность» (1932). Проанализировав обширный статистический материал, Берль и Минз подробно обос¬новали вывод, намеченный в последней книге Веблена — об отделе¬нии собственности от контроля в крупных акционерных компаниях. Большинство собственников превратилось в пассивных инвесторов, а реальное управление предприятиями перешло в руки менеджеров, которые могут осуществлять контроль над корпорациями в своих интересах.
«Концентрация экономической мощи, отделенной от собственно¬сти, — писали Берль и Минз, — фактически создала экономические империи и передала эти империи в руки новой формы абсолютизма»22. Берль и Тагвелл готовили тексты речей Ф.Д. Рузвельта, в которых про¬водилась идея, что перед лицом господства концентрированной влас¬ти корпоративных менеджеров государство «должно стремительно выйти на первый план и защитить общественные интересы».
Однако к концу 1930-х годов, после «кейнсианской революции», институционалисты были отодвинуты в тень. Но заложенная ими традиция не угасла, и в 50—60-е годы уроженец Канады Джон Кеннет Гэлбрейт (р. в 1908 г.), сформировавшийся как экономист в годы Но¬вого курса, становится новой яркой фигурой институционализма.
4. Обновленный институционализм Дж.К. Гэлбрейта
В своей первой монографии «Американский капитализм. Теория уравновешивающей силы» (1952) Гэлбрейт констатировал, что в усло¬виях олигополии «самодвижущая сила конкуренции является химе¬рой»; реальность состоит в уравновешивании сил монополий-про¬давцов и монополий-покупателей; рост уравновешивающих сил по¬вышает способность экономики к саморегулированию, но в целом ряде случаев они не действуют; тогда на помощь приходит вмеша¬тельство государства, также выступающего одной из уравновешива¬ющих сил.
Профсозы как монополии по продаже рабочей силы Гэлб¬рейт назвал третьей главной уравновешивающей силой наряду с боль¬шим бизнесом и правительством. Гэлбрейт выступил против антитре¬стовского законодательства, которое считал имеющим смысл только
для случая чистой монополии; олигополии же он расценил как благо с точки зрения роста уравновешивающей силы и технического про¬гресса.
«Уравновешивающая сила» действует, однако, только в высоко-монополизированных отраслях промышленности и торговли; в то время как, например, в агробизнесе, где многочисленным фермерам противостоят организованные в национальном масштабе монопо¬лии — продавцы сельскохозяйственных машин и монополии — поку¬патели сельскохозяйственного сырья, «уравновешивающуюся силу» создать не удалось, так как не увенчалась успехом организация фер¬меров в сбытовую кооперацию.
Большой успех выпал надолго книги Гэлбрейта «Общество изоби-лия» (1958), в которой центральное место было уделено проблеме со-циального баланса между производством товаров для частного потреб-ления и недостаточными затратами на общественные услуги. Под¬черкнув изобилие товарной массы на американских рынках, Гэлбрейт указал на отсталость сфер коммунального строительства, обществен¬ного транспорта, образования и медицинского обслуживания. Он выступил за увеличение государственных инвестиций в городское благоустройство, жилищное строительство и особенно в образование. Гэлбрейт выступил против абсолютизации роста ВНП как показате¬ля достижений экономики, первым среди экономистов указав на то, что производство следует оценивать и с точки зрения его влияния на окружающую среду.
В 60—70-е годы Гэлбрейт становится общепризнанным идеоло¬гом либерального реформаторства и обосновывает концепцию транс-формации капитализма в книгах «Новое индустриальное общество» (1967) и «Экономикс и общественная цель» (1973).
Главную отличительную черту нового индустриального общества Гэлбрейт определил как господство техноструктуры корпораций. Техноструктура — это совокупность большого числа ученых, инженеров и техников, специалистов по реализации, рекламе и торговым опе¬рациям, экспертов в области отношений с общественностью, лобби¬стов, адвокатов и людей, хорошо знакомых с особенностями прави-тельственного бюрократического аппарата, а также посредников, ад-министраторов. Техноструктура монополизировала знания, требуемые для принятия решений, и оградила процесс принятия решений от владельцев капитала; превратила правительство в свой «исполни¬тельный комитет».
Ее основной положительной целью является рост фирмы. «Власть техноструктуры подчиняет себе механизм формирования цен; фирмы-гиганты занимают важнейшее место на рынках сбыта произво¬димых ими товаров, и цена, устанавливающаяся в каждой отрасли, обычно стремится к такому уровню, который отражает интересы техноструктуры, в наибольшей степени стремящейся к обеспечению роста»23.
Гэлбрейт выделил (на примере США) в экономике нового индус-триального общества две системы — планирующую и рыночную. Пер¬вая — это тысяча корпораций, производящих около половины всех товаров и услуг негосударственного сектора. Отдельные единицы рыночной системы — это мелкие строительные и промышленные фирмы, фермерские хозяйства, гаражи, станции обслуживания, ре¬монтные мастерские, прачечные, рестораны, предприятия рознич¬ной торговли и т.д.
Гэлбрейт сформулировал «презумпцию неравенства» между дву¬мя подсистемами: в темпах развития, прибылях. «Планирующая сис¬тема» эксплуатирует рыночную, перекладывая на нее весомую часть своих издержек. Крупные фирмы привязывают к себе мелких постав¬щиков, выступая как монополии. Большинство нововведений требу¬ет специализированных знаний, организации и финансовой поддерж¬ки. Основная часть затрат на НИОКР осуществляется крупными фир¬мами; поскольку технический прогресс становится спланированным, он также переходит на службу к техноструктуре. Планирующая сис¬тема, обеспечив себе престиж в качестве источника товаров и услуг, приобретает влияние и как источник политических решений. Техноструктура сильно заинтересована во внешних рынках, и многонаци¬ональные корпорации позволяют приспособиться к специфическим неопределенностям международной торговли. Империализм в тре¬тьем мире представляет собой продолжение отношений между пла¬нирующей и рыночной системами в развитой стране.
Дополнительным источником власти для планирующей системы является организованная рабочая сила. Уступки профсоюзам в вопро¬сах заработной платы и в ряде других и покрытие издержек за счет цены делают до некоторой степени возможным определенное пси¬хологическое отождествление наемного рабочего с техноструктурой. Положительные цели техноструктуры созвучны целям профсоюзов: высокие темпы роста означают постоянную занятость, возможность для сверхурочных работ, повышение по службе. Гэлбрейт подчеркну¬то противопоставил концепцию техноструктуры неоклассической теории с ее предпосылкой первичности цен. Экономическая теория, по его мнению, превратилась в ширму, прикрывающую власть корпораций, искусственно оторвав теорию фирмы, отнесенную к микроэкономике, от проблем общего руководства экономикой, отнесен¬ных к макроэкономике. «Однако такое разделение становится бес¬смысленным, если макроэкономическая политика отражает интере¬сы современной корпорации, а это... имеет место»24.
Категорию техноструктуры Гэлбрейт, впервые в 1959 г. и позднее еще не раз посетивший СССР, счел применимой и к плановой соци-алистической экономике. Несмотря на то, что управленческая струк¬тура социалистических предприятий гораздо проще, чем структура западных корпораций, внутри советского предприятия существова¬ла та же необходимость коллективного принятия решений на основе сведения воедино знаний и опыта многочисленных специалистов. Крупные промышленные комплексы навязывают свои требования организации производства в известной мере независимо от полити¬ки и идеологии. Будучи приверженцем курса разрядки и мирного со¬существования в политике, Гэлбрейт полагал, что общность природы крупных предприятий в капиталистической и социалистической эко¬номике обусловливает тенденцию к конвергенции («схождению») двух экономических систем. Концепцию конвергенцииГэлбрейт про¬тивопоставил доктрине неизбежного конфликта между социалисти¬ческим и несоциалистическим мирами. Эта концепция получила рас¬пространение в 60—70-е годы среди сторонников разоружения и «де¬мократического социализма», включая нобелевских лауреатов Я. Тинбергена, Л. Полинга, А. Сахарова.